«Бальзамин» академика Назарова. Что за чудодейственное вещество открыл этот человек? Это вид клея, выражаясь современным языком – «холодная сварка», которую создал простой сельский учитель села Кошелева Нижегородской области (где он сам и родился) Иван Николаевич Назаров. В середине 30-х годов Назаров уже кандидат наук, ученик и сотрудник академика А.Е. Фаворского (его лаборатория непредельных соединений, окончательно оформившаяся в 1940 году, входила в так называемый «Отдел Фаворского»), работает в Институте органической химии имени Н.Д. Зелинского над докторской диссертацией (защищенной в 1942 году), посвященной свойствам винилацетиновых спиртов. В 1936 году в ходе опытов он скорее всего случайно выделяет «сиропообразное вещество», которое при добавлении «затвердителя» (перекиси бензоила) образует твердую прозрачную массу. Собственно, клей – это частично заполимеризованный (до стадии вязкого «сиропа») карбинол (раствор в мономере 10-20% низкомолекулярных полимеров). Это же соединение послужило одним из исходных веществ в синтезе промедола – прекрасного обезболивающего средства. Когда Назаров убедился в отличных клеящих свойствах своего «сиропа», он перед самой войной решил предложить его оптикам. Канадский бальзам для склеивания линз в оптических приборах (в том числе и армейских) издавна покупали за границей. Тем более, что производство оптики в СССР (опять же в первую очередь для нужд военных) резко возрастало и проблема создания отечественного клея для этих целей стояла весьма остро. Применение карбинольного клея в промышленности дало отличные результаты, а вещество по аналогии с исходным зарубежным клеящим «бальзамом» назвали «бальзамином» (по аналогии: «сахар – сахарин»). Для его производства в Москве соорудили специальную установку. Об успехе Назарова вскоре узнали в оборонных наркоматах, куда Иван Николаевич тотчас же стал вхож.

Каким образом использовали карбинольный клей в военной сфере? «Сироп» при полимеризации склеивал все: металлы, пластмассы, эбонит, мрамор, фарфор, стекло, фибру – и притом в любых сочетаниях. Если к нему добавляли 20-30% хлоропрена, то «бальзамин» приклеивал к любому из перечисленных материалов и резину. Вводя в «сироп» всевозможные наполнители – окись цинка, гипс, портландцемент, металлический или асбестовый порошок (до 50-70%) получали прекрасную герметизирующую пасту. Однако главной проблемой для широкого использования клея являлась проблема стабилизации в связи с остаточной химической ненасыщенностью. Только во втором полугодии 1941 года нашли окончательное решение, применив в качестве стабилизатора фенолы. При добавлении промышленного стабилизатора-антиоксиданта «Эджерайт» вязкий концентрат сохранялся без изменений в течении 6 месяцев. Полимеризация инициировалась добавкой перекиси бензоила. При затвердевании прочность клеевого шва сохранялась от –60 до +70 градусов по Цельсию, однако непродолжительный нагрев даже до 200-250 градусов оставался для него не смертельным. Клей не боялся действия горюче-смазочных материалов. Его пленка, правда, набухала в спиртах, ацетоне и воде, но лишь тогда, когда склеиваемые детали были изготовлены из пористого материала. Словом, свойства «бальзамина» практически не уступали продуктам современной бытовой химии, а в те времена – это было что-то невероятное. Применялся карбинольный клей прежде всего в интересах авиационной промышленности и флота. Для этого в Казани, где находился эвакуированный авиационный завод и куда вместе с научным институтом органической химии была также передислоцирована из Москвы лаборатория Назарова, воссоздали «московскую» установку для получения «бальзамина». Вторую установку построили в Ереване на комбинате «Совпрен». Как правило в авиации карбинольным клеем Назарова ремонтировали бензобаки, корпуса аккумуляторов, реставрировали сверла и точильные камни. Однажды на Казанском авиазаводе возникла проблема – военпреды не выпускали с завода готовые самолеты из-за того, что на них не хватало кожухов для антенн. Вместо штатных, которые не прибыли от смежников, решили сделать деревянные и приклеить их. Вообще-то «бальзамин» не был предназначен для пористой древесины, но попробовали приклеить и получилось! Кожухи установили, самолеты ушли на фронт, рекламаций не поступило, как, впрочем, и отзывов. Другой пример – на Потийской базе флота, на подлодках ЧФ постоянно трескались и ломались большие с «полкуба» эбонитовые баки судовых аккумуляторов. Новых не было, их пытались как-то латать, склеивать, но ничего не получалось. А ведь без аккумулятора лодка небоеспособна. Командование обратилось в Академию наук и из Моcквы прибыла девушка с чемоданчиком – сотрудница лаборатории института органической химии – Маргарита Семеновна Бурмистрова. Гостье отвели комнату со столом и табуретом, выдали настольную лампу, электроплитку, кастрюлю и притащили несколько потрескавшихся баков – ремонтируй на здоровье! За сутки все было склеено. Начали испытывать – водрузили бак на табурет, налили в него воду. Держит! Наполнили электролитом – тоже не разваливается. Приподняли и сбросили на пол – бак остался цел. Тогда решили испытать уж совсем суровым способом – подвесили за «ушки» (их тоже приклеили) к небольшой лебедке, стали раскачивать и ударять баком о стенку. Раз, другой, третий…Раздался треск. И моряки с удивлением увидели, что бак раскололся вовсе не в том месте, где был склеен, а совсем в другом, где раньше никаких изъянов не имелось…В 1942 году Иван Николаевич Назаров за разработку новых клеящих веществ был удостоен Сталинской премии третьей степени. И было за что – он постоянно совершенствовал установки по производству клея, а зимой 1943 года во время полета в командировку в Ереван попал в авиакатастрофу – при взлете у «Дугласа» оторвалось крыло. Летчики получили тяжелые травмы, а вот пассажирам повезло – отделались только ушибами. На следующий день прямо из госпиталя Назаров улетел в столицу Армении другим самолетом. 30 октября 1944 года ему вручили орден Трудового Красного Знамени. А в год Победы, когда в связи с 220-летием Академии наук награждались многие ученые он неожиданно получил боевой орден Красной Звезды. Военные постарались.

По воспоминаниям современников Иван Николаевич был хорошим товарищем, человеком в общении простым даже после получения высших научных степеней и званий. Он активно преподавал, являясь с 1947 года заведующим кафедрой органической химии в Московском технологическом университете (МИТХТ). При этом, уже 1953 году И.Н. Назаров стал действительным членом академии АН СССР. А ему на тот момент даже не исполнилось и 50 лет. Умер Иван Николаевич совершенно неожиданно – сразу после Международного конгресса по чистой и прикладной химии в Париже в 1957 году. Когда часть советской делегации по окончанию мероприятия ехала на поезде на юг Франции, Назарову стало плохо. Его сняли с поезда в Авиньоне, французские врачи срочно прооперировали Назарова по поводу прободения язвы желудка, но оказалось, что печень и селезенка ученого поражены редким заболеванием – болезнью Банти, которое провоцирует обильное внутреннее кровотечение. К сожалению, остановить его уже не представлялось возможным, и спустя сутки Иван Николаевич скоропостижно скончался. Лучшим наградой самоотверженной работы Ивана Николаевича Назарова стала включение его открытия в знаменитую «карбониаду» ИОХ, новые главы которой были озвучены академиком Александром Ерминингельдовичем Арбузовым на торжественном заседании института в честь дня Красной армии 23 февраля 1943 года (написано древнегреческим гекзаметром в стиле Гомера):

«…Одежды свои, наконец, на Олимпе все в клочья оставив,

Зевс-Громовержец голосом трубным громко взывает:

Кто сотворил сей продукт, меду подобный, но мерзкий:

Нас не спросивши?

Тихо ветру-зефиру подобный

Голос с земли отвечает: Иван Николаевич Назаров…»

Илья Мощанский