Поскольку я ни коим образом не участвую в этом эпичном противостоянии об определении виновников начала Второй мировой войны, но с пропагандистской деятельностью был знаком по роду службы, то попытаюсь объяснить почему в последнее время так фатально обострились исторические споры между Польшей и Российской Федерацией. Изложу свой взгляд на этот вопрос.

В чем заключается позиция польской стороны? Когда 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу (Германия этот факт признает и не оспаривает) органы власти Речи Посполитой перешли на особую схему управления страной в военный период. Президент страны Игнатий Мосцицский (Игнацы Мосцицски) согласно ст.13 польской конституции назначил на должность Верховного главнокомандующего и преемника в случае чрезвычайных обстоятельств Генерального инспектора Войска Польского маршала Польши Эдварда Рыдз-Смиглого (Эдвард Жмиглый-Рыдз). Последний и так после смерти Пилсудского официально согласно циркуляру от 13 июля 1936 года являлся вторым лицом в государстве (выше премьер-министра, но ниже президента; должность Генерального инспектора была наивысшей в польской армии) и кроме армейских реформ занимался политической деятельностью, возглавляя общественные объединения национал-социалистической ориентации «Лагерь национального единства – OZON»/«Союз молодой Польши», которые пользовались в польском обществе конца 30-х неоднозначной репутацией. Президент Мосцицский (родом из российского Царства Польского) был по образованию ученым-химиком (и неплохим), но никакого военно-управленческого опыта не имел. Рыдз-Смиглый (родом из австро-венгерской Галиции, сирота) начинал с карьеры художника (опять несостоявшийся художник, да впоследствии еще и поэт), познакомился с Пилсудским еще в 1908 году, потом, окончив офицерскую школу, немного послужил в армии двуединой монархии, в том числе и в пресловутых «польских легионах» во время Первой мировой войны. Быстро продвигался по службе, в армии Австро-Венгрии дослужился до полковника (кстати кличка Жмиглый/Шмиглый, ставшая частью фамилии, переводится как «быстрый, проворный, верткий»). Отличился на при «освобождении» Латвии (за что был награжден высшей наградой этой страны), а затем на советско-польской войне 1920 года (нанес поражения Красной армии под Бродами, а затем под Варшавой, командуя фронтом – его заслуги в этих кампаниях оценил даже Сталин). Затем стал главным «героем» от Польши при разделе Чехословакии, руководя «освобождением» Тешинской области (Заользья) в 1938 году. К началу Второй мировой войны в Польше существовал настоящий культ полководца Рыдз-Смиглого – это был маленький польский Ворошилов: в честь него назывались улицы, о нем слагались песни, Вильнюсский университет присвоил ему звание доктора медицины, хотя его знания об этой науке можно оценить уровнем «посетитель». Собственно, Пилсудский при своей жизни критично оценивал способности Рыдз-Смиглого, упоминая о том, что при несомненных организационных и тактических военных талантах последнему не хватало стратегического мышления и политического чутья. Но поскольку перед началом Второй мировой Рыдз-Смиглый был лидером «легионерского братства» периода борьбы за независимость (а бывшие «легионеры» играли в органах управлении предвоенной Речи Посполитой огромную роль), то президенту приходилось с ним считаться. Такой особый дуализм руководства предвоенной Польшей отразился на переговорных процессах об оборонных союзах, которые курировал как раз маршал Рыдз-Смиглый. Польский план войны против Германии под кодовым названием «Запад»/«Захуд» начал оформляться только в 1939 году и единственной постоянной константой этого плана (потому что динамика переговоров всех участвующих в «переустройстве» Европы великих держав была очень высокой, а результаты непрерывно менялись) был расчет на помощь Англии и Франции при нейтралитете Советского Союза (в мае 1939 года на консультациях во Франции генерал Гамелен заявил польской делегации, что Франция предпримет наступление против Германии основными силами через 15 суток после мобилизации, которая начнется после того, как немцы нападут на Польшу; позднее французы уточнили, что основные силы совсем не тождественны главным силам; британцы и французы также обещали помощь стратегическими бомбардировками Германии, но затем пришли к выводу, что ответ немцев будет более разрушительным). Поляки до самого начала войны ничего не знали о секретных протоколах к Пакту Молотова-Рибентроппа (хотя еще 24 августа 1939 года через секретаря германского посольства в Москве американские дипломаты получили доступ к его содержанию, с которым оперативно ознакомили представителей Англии и Франции) – старшие партнеры им просто ничего не сказали, но планы на грядущую войну скорректировали. 24 августа спешно начались британо-польские консультации, где английская сторона настоятельно просила представителей Речи Посполитой согласиться с планом так называемого «Румынского плацдарма» (или польское название – Przedmosie rumunske) в качестве основного в будущей войне. В чем его суть? Это так называемая реинкарнация «бельгийского варианта» позиционной обороны в Первой мировой, где британцы вместе с бельгийской армией удерживали небольшой участок территории королевства практически с 1914 по 1918 годы – до окончания войны. Тогда и бельгийцы не выпали из Антанты, а британцы – сохранили лицо. В случае с Польшей штабисты рассматривали два варианта удерживаемых плацдармов – в Прибалтике со снабжением через порты Латвии и Эстонии, и в южной части Польши – со снабжением через нейтральную Румынию (вот почему поляки не требовали возобновлять военный союз с Румынией от 1921 года – в случае выбора стратегии обороны южного плацдарма, эта страна была выгодна Польше в качестве нейтральной), а именно – через порт Констанца и румынские железные дороги к польской границе. Конечно, польскому народу после многолетней пропаганды нельзя было сообщать горькую правду о предполагаемом разгроме, но в реальности в августе 1939 года готовились именно к этому варианту. Так, под британским нажимом (настоятельное требование главы английской военной миссии генерал-лейтенанта сэра Адриана Картона де Виарта к маршалу Рыдз-Смиглому) уже 24 августа было принято решение об отправке трех самых современных эсминцев польского флота: «Шторм», «Молния» и «Гром» в британские порты (так называемая операция «Пекин»), дабы в последующем они сопровождали союзные конвои снабжения, следующие в Констанцу (предполагалось также отправить в Британию из акватории Балтийского моря корабли польского торгового флота). За Львовом, вблизи румынской границы – уже были созданы обширные склады с боеприпасами. Почему выбрали именно «южный вариант» плацдарма? Во-первых, у немцев не было в Черном и Средиземном морях флота – Германия в краткосрочном плане не могла помешать судоходству. Во-вторых – сам Рыдз-Смиглый был родом из этих мест. Он полагал, что пересеченная холмистая местность, с болотами, с реками Днестр и Стрый была просто идеальной для позиционной обороны. В-третьих, союзники знали о небольших месторождениях нефти в Восточной Галиции и не хотели, чтобы потенциальные запасы топлива попали в распоряжения Германии. Войско Польское должно было оборонять нефтеносный плацдарм до последней капли крови. Правда поляки не знали, что Франция не придет им на помощь – французская сторона рассматривала реальную войну с немцами (и, соответственно, помощь Польше) только в случае нападения Германии на Францию и начале настоящих боевых действий. А англичане, как всегда, играли «свою игру». 25 августа 1939 года между Соединенным Королевством и Речью Посполитой, через двое суток после подписания Пакта Молотова-Рибентроппа было подписано Соглашение о взаимной помощи. В этом документе содержались обещания о взаимной поддержке между народами Великобритании и Польши, в случае нападения какой-либо «европейской страны». У подписанного документа тоже были свои секретные протоколы, выполнявшие в данном случае «роль пугала». Великобритания обещала только помощь при нападении со стороны Германии, во всех остальных случаях проводились «совместные консультации». Но считается, что сам факт подписания соглашения отсрочил германское вторжение на неделю: с 26 августа – до 1 сентября. За это время по сигналу «Пекин! Пекин! Пекин!» 29 августа в 14.15 польские эсминцы из Гдыни ушли в порт Эдинбурга, которого они достигли 1 сентября в 17.37 (впоследствии до Великобритании добрались еще две польские подводные лодки). Ну, и 30-31 августа была проведена частичная мобилизация польской армии (предполагалось отмобилизовать 1,5 млн, но оружие получили только 1 млн 200 тысяч человек). Дальше все развивалось по самому негативному сценарию из всех возможных польских планов оборонительной войны. Детали польского разгрома неоднократно описаны в военно-исторической литературе, поэтому я остановлюсь только на ключевых фактах: 1 сентября президент Мосцицский обратился к польскому народу с призывом к сопротивлению и тут же, опасаясь германских бомбардировок резиденции (Королевского замка), вместе с сопровождающими лицами переместился в деревню Блота. Уже 3 сентября в приватном разговоре со вторым по званию и заслугам в польской армии генералом Соснковским Рыдз-Смиглы говорил, что «все очень, очень плохо, и даже хуже, чем может быть». Уже 8 сентября (общественности даже 9 сентября продолжали говорить, что обстановка на фронтах вполне оптимистична, к тому же Великобритания и Франция 3 сентября соответственно объявили войну Германии – все формально шло по плану, оставалось только готовиться к контрнаступлению) руководство Польши переместилось в город Олыка на Волыни, а не осталось в Варшаве. То есть реально польские правящие круги уповали только на стратегию «румынского плацдарма», сознательно обманывая население страны и оставляя его на растерзание оккупантам. 10 сентября приказом маршала Рыдз-Смиглого из польских армий «Карпаты» (этим же приказом переименована в Малопольскую армию) и «Краков», а также тыловых частей в Галиции и Малопольше был сформирован Южный («Полудневый») фронт под командованием генерала Казимира/Казимежа Соснковского, который 12 сентября прибыл в расположение войск самолетом. Его задачей было формирование непрерывной линии фронта для обороны Малопольши и Волыни с постепенным отступлением к румынской границе. К 14 сентября единый Южный фронт создать не удалось (Соснковский лишь сколотил боевую группу из 11, 24-й и 38-й пехотных дивизий и действовал по собственному разумению – связи со Ставкой у него не было никакой), поэтому в этот день Верховный главнокомандующий Рыдз-Смиглый напрямую обратился к войскам, призывая около 60 польских дивизий, сражавшихся восточнее Вислы, пробиваться на юг, дабы занять оборону на «румынском плацдарме». При этом войска, обороняющие Варшаву и крепость Модлин, должны были биться до последней возможности, оттягивая на себя значительные германские силы на ТВД. В этот же день все руководство Польши переместилось в Залуч – поближе к границе с Румынией. 15 сентября жена Рыдз-Смиглого тремя грузовиками перевезла через румынскую границу наиболее ценное имущество семьи, дабы в годы немецкой оккупации беззаботно проживать в Монако. К 16 сентября Соснковскому стало окончательно ясно, что создать единый Южный фронт не удастся – немцы при поддержке словацкой армии разбили польские соединения по частям и продвигались к румынской границе. Руководство Польши о положении на фронтах имело самое общее представление, никакой систематически поступающей информации не имелось. Сопротивления Войска Польского агрессору становилось очаговым, на границе Германии и Франции, как и «обещали» союзники, особой активности не происходило (кроме вялого наступления двух французских армий в Сааре). Германо-польская война шла к финалу, но к утру 17 сентября все руководство (Верховный главнокомандующий, президент, премьер, министр иностранных дел) Речи Посполитой все еще находилось на территории страны…

В отличие от Германии Российская империя, а затем и ее правопреемник – Советский Союз, гораздо более осторожно относились к войне на несколько фронтов. Вот и в сентябре 1939 года СССР не вмешивался в конфликт с Польшей до подписания 15.09 «Соглашения между СССР, МНР и Японией о прекращении военных действий в районе реки Халхин-Гол» (фактически соглашение о перемирии, которое вступило в действие 16 сентября). Разобравшись с угрозой на Востоке теперь следовало обезопасить западные рубежи государства, тем более, что советское правительство, да и другие наши союзники и противники не ожидали такого скоротечного разгрома польских вооруженных сил. Ведь Войско Польское первое испытало на себе новации стратегии и тактики «блицкрига», помноженные на неудачную для Речи Посполитой конфигурацию границ и особенности германского менталитета. Вермахт стремительно приближался к предполагаемым границам «советского влияния» (согласно «Договору о ненападении») и бездействие СССР в этот момент могло дорого стоить ему в дальнейшем. Дело в том, что будущее Второй Республики виделось Гитлеру в создании «остаточного польского государства» по типу разделенной Чехословакии: часть земель отойдут непосредственно к Рейху, часть – могли попасть под прямое немецкое управление, а часть – сформировать независимое польское государство. Вот третья составляющая германского геополитического плана Советскому Союзу была решительно не нужна – такое государство (Герцогство Варшавское) уже существовало в эпоху наполеоновских войн и действовало оно исключительно в антироссийском ключе. Иметь в будущей войне с Германией дополнительного мотивированного врага в лице новой профашистской Польши нашей стране «совсем не улыбалось» – вот почему СССР был категорически против в тот период реинкарнации каких-либо форм польского государства под эгидой Германии.

Советское руководство действовало очень оперативно. В два часа ночи 17 сентября германского посла фон Шуленбурга вызвали в Кремль, где Сталин лично в присутствии Молотова и Ворошилова зачитал ему проект ноты, которую собирались вручить представителям польского государства, а также проинформировал, что в районе 6 часов утра этого же дня Красная армия перейдет границу Польши от Полоцка до Каменец-Подольска (заодно в пользу СССР был несколько позже решен и вопрос освобождения польского Вильно), и предупредил, чтобы немецкие самолеты с 17 сентября не должны были залетать восточнее линии Белосток-Брест-Литовск-Лемберг (Львов). Тут же по возражениям немецкого посла исправили три пункта ноты, а уже в три часа ночи заместитель наркома иностранных дел (НКИД) В.П.Потемкин зачитывал этот документ послу Польской республики Вацлаву Гржибовскому (Grzybowski). Последний принимать ноту отказался, приводя целый перечень взаимоисключающих причин (главные из них – что польские войска твердо управляются руководством и вот-вот перейдут в наступление; с правительством Польши нет постоянной связи, она нерегулярна и последние дни производилась через Бухарест). В общем-то для советского руководства его «согласие-несогласие» не имело какой-нибудь ценности. Но де-факто правительство Второй республики на момент ввода на территорию Польши Красной армии все-таки находилось на территории страны, и я полагаю, что советское руководство об этом знало. С переходом границы Речи Посполитой частей и соединений РККА прекращали действие следующие договоры, заключенные между СССР и Польшей, а именно: «Рижский мирный договор 1921 года о советско-польских границах», «Протокол Литвинова, или Восточный пакт – об отказе от войны», «Договор о ненападении между Польшей и Советским Союзом от 25 января 1932 года», продленный в 1934 году и до конца 1945 года, «Лондонская конвенция 1933 года», содержащая определение агрессии, которую СССР подписал 3 июля 1933 года. Вот и получается, что польская армия агонизировала, а правительство Речи Посполитой уже мало чем управляло, но они функционировали на территории своей страны и действия СССР – дипломатические и военные, попадают под определение агрессии одной страны против другой (в то время как действия Англии и Франции, к примеру, по отношении к Польше позорны и предательские, но де-юре агрессией не являются). Это сильный козырь польской стороны, которым она шантажирует правопреемника СССР – Российскую Федерацию и на основании которого принимаются политические документы различных органов Европейского Союза, так как нынешняя Польша является его составной частью.

17 сентября 1939 года о вмешательстве в конфликт Советского Союза стало известно польскому руководству и тут же в населенном пункте Куты (Кутно) было проведено совещание узкого круга польских руководителей: Верховного главнокомандующего маршала Рыдз-Смиглого, президента Мосцицского, премьера Складковского и министра иностранных дел Бека. Было принято решение об эвакуации правительства во Францию транзитом через Румынию, Красной армии было решено сопротивление не оказывать, уцелевшим войскам – отступать к границе Венгрии и Румынии, и в согласовании с властями этих стран переходить границу. 17 сентября в 21.45 пересек границу с Румынией президент Польши Мосцицский, а 18 сентября – Верховный главнокомандующий Рыдз-Смиглый. Причем переход последнего (а точнее – переезд на машине через мост пограничной речки Черемош) поистине сопровождался театральной драмой. Один полковник Войска Польского стоял перед машиной маршала на коленях, второй – пытался совершить самоубийство. Как же так – «коронный гетман покидает свое войско»? Но видимо Рыдз-Смиглый романами Генрика Сенкевича не вдохновлялся и сбежал на территорию Румынии, где вместе с президентом и остальным руководством был интернирован в специальный лагерь. Сделано это было не без участия французской стороны, которой эти полностью обанкротившиеся в своей политике персонажи в ранге руководителей государства на территории Франции были точно не нужны. В существовании Второй Республики произошел юридический разрыв – теперь действия советских войск на территории Польши воспринимались совершенно иначе.

Теперь коснемся позиции российской стороны военно-исторического спора. Ее основное положение заключается в том, что Вторая Республика 30-х годов по своей сути являлось государством захватническим, реваншистским, националистическим и в своем поступательном развитии все более становилась похожей на миниатюрный Третий Рейх. Польские «национал-католические фюреры» (в связи с окончанием срока президентства Мосцицского, вне всякого сомнения, следующим президентом страны должен был стать маршал Рыдз-Смиглый и тогда националистическая диктатура в Польше оформилась бы окончательно) проводили полонизацию литовских, западно-украинских и западно-белорусских земель (движение «осадников»), отказывали православным в социальном лифте (что закономерно породило большой поток эмиграции украинцев и белорусов Речи Посполитой в Канаду и США), способствовали сегрегации евреев и антисемитских настроений (хотя еврейская община в Польше существовала с позднего Средневековья и была одной из самых больших в Европе; что закончилось уже в период оккупации Польши холокостом, причем многие польские граждане активно и без принуждения уничтожали других польских граждан, так как властями еще Второй Республики была сформирована соответствующая среда национальной и религиозной нетерпимости) и требовали для себя территории бывших германских колоний в Африке. Своим главным врагом вновь сформировавшаяся элита Речи Посполитой (преимущественно это были дети крестьян и «разночинцев», выдвинувшиеся в период борьбы за независимость – оставшаяся к началу Первой мировой войны польская аристократия «запятнала» себя сотрудничеством с властями Российской Империи, Германии и Австро-Венгрии) считала Советский Союз и планировала напасть на нашу страну при первой же возможности с благоприятным исходом, и только провидение в лице традиционной недалекости увлекающихся польских политиков дало СССР шанс превентивно покончить с подобной угрозой. Поэтому нарушение юридических формальностей в отношениях с Речью Посполитой является незначительным упущением по отношению к гуманитарным достижениям Советского Союза по спасению целого ряда этносов от польского геноцида. А роль жертвы Второй мировой досталась этой стране как результат исключительно преступной и недальновидной деятельности руководящих кругов Второй Республики. И в этой позиции есть свой резон, не зря ведь Россия в различных аспектах обсуждения польской предвоенной истории и ранее, и сейчас все время находит союзников даже среди геополитических врагов.

Сближение Германии и Польши на почве желания изменить границы в Европе началось вскоре после прихода нацистов к власти. Уже 26 января 1934 года был подписан договор Липского-Нейрата, который многие зарубежные политологи рассматривали как форму скрытого союза. Вообще поляки планировали территориальную экспансию в трех направлениях: за счет территорий СССР с получением выхода к Черному морю, за счет дальнейшей аннексии Литвы, и за счет Чехословацкого государства. Последняя задача по присоединению заселенной смешанным польско-чешским населением промышленно-развитой Тешинской области Чехословакии (Заользья по-польски) станет идеей-фикс руководства Речи Посполитой. Уже в конце января 1934 года посланник Чехословакии в Варшаве Вацлав Гирса сообщал, что польская сторона считает конфликт с Чехословакией неизбежным и полагает, что будет достаточно одной дивизии, чтобы захватить Заользье. И когда в начале 1935 году чехословацкая сторона подписала с Советским Союзом договор о взаимопомощи, направленный прежде всего против Германии, неожиданно проявился еще один «пострадавший и обиженный» – Речь Посполитая немедленно разорвала все контакты с чехословацкой «Шкодой», а размещенные там заказы были переданы на британские и шведские предприятия.

В этом же году Польша по примеру Германии стала «решать еврейский вопрос». Занимался этой надуманной проблемой лично министр иностранных дел Речи Посполитой Юзеф Бек, который в рамках МИДа приказал создать специальную рабочую группу «Specjalna Комisija Studlow». После года исследований «специальная комиссия» вынесла на обсуждение правительства меморандум под названием «Еврейская эмиграция и колониальные вопросы», в котором признавалась еврейская перенаселенность Польши, превышение еврейской рождаемости над польской, преобладание евреев в промышленности и торговле и их более высокие доходы, нежели у поляков. Кроме этого многие представители еврейского населения Второй Республики придерживались левых взглядов. В 30-е годы поляки претендовали на многие африканские и островные колонии великих держав (некоторые будущие повелители чернокожих, переодевшись в пробковые шлемы и колониальную форму, маршировали в таком виде по Варшаве – произведения Киплинга не давали им покоя), но самой желанной целью был Мадагаскар. Этот четвертый по величине остров у берегов Африки намеревались выкупить у французов (тем более, что в какое-то время императором острова был польский авантюрист), а затем поступательно отправить туда от 40 до 60 тысяч еврейских колонистов, и несколько позже – все еврейское население Второй Республики. Правящими кругами был выдвинут лозунг «Евреев на Мадагаскар!» (Zydzi na Madagaskar), который вызвал в польском обществе понимание и одобрение. Кстати, многие евреи тоже хотели уехать от опостылевших им поляков. Так, депутат Сейма Исаак Гринбаум выступил в августе 1936 года со следующим обращением: «Для широких еврейских масс настало время исхода. Эмиграция даст Польше огромную выгоду. Без нее в Речи Посполитой будет 5 или 6 миллионов евреев». А тут еще министр заморских территорий Франции Мариус Муте предложил передать Польше (французскую) колонию Мадагаскар с условием вывезти туда всех европейских евреев. 4 мая 1937 года в Париже Мариус Муте встречался по этому вопросу с польским послом Юлиушем Лукашевичем и главой комиссии колонизации Речи Посполитой Мечиславом Лепецким. «Евреи обжигают ноги в Польше», – писала в это время пресса Второй Республики. Они видят, что весь здоровый, думающий польский народ восстает против них. Вместо того, чтобы понять эту простую истину, вместо того, чтобы покинуть землю, где они не нужны, они всеми силами пытаются остаться в Польше, мобилизовать мировое общественное мнение против нас». В мае 1937 года Польша отправила на Мадагаскар специальную правительственную делегацию во главе с известным путешественником, бывшим адъютантом Юзефа Пилсудского майором Мечиславом Лепецким. Также с ним находился Леон Эльтер – директор Еврейского эмиграционного общества. После оценки ситуации все члены комиссии пришли к выводу, что массовая эмиграция евреев на Мадагаскар невозможна из-за крайне неразвитой инфраструктуры. Да и в 1938 году Франция уже не горела желанием продавать Польше этот остров – польское правительство не вызывало доверия. К тому же эту идею поляки обсуждали с немецкой стороной, которая тоже обдумывала высылку германских евреев в Африку. Но с началом Второй мировой для Германии, как и для Польши – всякие альтернативные варианты «решения еврейского вопроса» стали неактуальными. Наступала самая трагичная эпоха истории еврейского народа.

С началом 1938 года Германия начала перекраивать карту мира, готовясь к Аншлюсу Австрии. Параллельно шли интенсивные консультации с Польшей и Венгрией о будущем чехословацких земель. 23 февраля прошли продолжительные переговоры между Германом Герингом и главой МИД Речи Посполитой Юзефом Беком, на которых были достигнуты предварительные договоренности о расчленении Чехословакии. 28 февраля Бек заявил о готовности Польши считаться с германскими интересами в Австрии и подчеркнул заинтересованность Речи Посполитой в «чешской проблеме». Достаточно быстро об этой сепаратной сделке стало известно за пределами Центральной Европы. Уже 27 мая министр иностранных дел Франции Жорж Бонне заявил польскому послу, что «план Геринга о разделе Чехословакии между Германией и Венгрией с передачей Тешинской Силезии Польше не является секретом для Парижа».

Поляки во всем подражали своему старшему партнеру по разбою. Уже через 5 суток после Аншлюса Австрии – 17 марта 1938 года Польша выдвинула ультиматум Литве. Последняя должна была убрать из Конституции положении о столице страны – Вильно, а также в течении 48 часов установить с Польшей дипломатические отношения (которые отсутствовали с момента образования обоих государств). В случае отказа Литву ждали марш на Каунас и оккупация. Если бы в эти события не вмешался Советский Союз, который, дважды вызывая посла Гржибовского, популярно объяснил польским властям, что в случае агрессии СССР выйдет из договора о ненападении и оставляет за собой полную свободу действий. Литовскому же властям было рекомендовано согласиться на установление дипломатических отношений, что 19 марта они и сделали. Если бы Польша оккупировала бы Литву, она скорее всего сделала бы эту страну своим вассалом или просто бы произошел Аншлюс №2. А нашей стране усиление потенциального врага было совсем не нужно. Ведь ни для кого не является секретом, что в записке от 27 марта 1938 года на имя наркома обороны СССР маршала К.Е. Ворошилова начальник Генерального штаба РККА командарм 1-го ранга Б.М. Шапошников отмечал, что «Советскому Союзу надо быть готовым к войне на два фронта: на Западе – против Германии и Польши… Германия выставит против СССР 96 пехотных, 5 кавалерийских, 5 моторизованных, 30 танковых дивизий и 3 тыс. самолетов, а Польша – 65 пехотных, 16 кавалерийских бригад, 1450 танков и танкеток и 1650 самолетов. Именно на Западе находятся главные противники и главный театр военных действий».

А почему вдруг советскому руководству потребовались подобные подсчеты? А потому, что после присоединения к формирующемуся рейху Австрии начался Первый Судетский кризис. Провозгласившая 28 октября 1918 года независимость Чехословакия фактически и развалила двуединую монархию, попутно присоединив к своей территории многие немецкие земли и избежав выплат кабальных репараций странам-победительницам (из-за этого уровень жизни в предвоенной Чехословакии превышал немецкий, к тому же в Чехословакии была сосредоточена большая часть военно-промышленного комплекса бывшей Австро-Венгрии – армия Чехословакии была прекрасно вооружена). Но как только Германия возродила свою мощь, да к тому же еще и присоединила к себе австрийские территории, она потребовала отдать ей Судетскую область (там компактно проживало 2,8 млн немцев). Дело шло к войне, но в тот момент Чехословакию спасли Советский Союз и Франция (подтвердившие приверженность советско-французскому договору от 2 мая 1935 года и советско-чехословацкому договору от 16 мая 1935 года), а также неожиданный для немцев протест Италии против решения «судетского кризиса» силовыми методами. Между тем Польша, которая желала присоединения к Речи Посполитой всей Тешинской области, устами своего посла в Париже заявила о том, что она немедленно объявит войну Советскому Союзу, если Красная армия направится на помощь ЧСР через территорию Польши.

7 сентября 1938 года начался Второй Судетский кризис. По послевоенным воспоминаниям руководителя КПЧ Клемента Готтвальда Советский Союз был готов оказать помощь Чехословакии (даже без участия в коалиции Франции) на двух условиях: если Чехословакия сама попросит о такой помощи и если сама будет защищаться от вторжения Третьего Рейха. Англичане, а под их давлением и французы предлагали ЧСР выполнить требования Германии, а «… Если чехи объединяться с русскими, война может принять характер крестового похода против большевиков. Тогда правительствам Англии и Франции будет трудно остаться в стороне». По поводу транзита советских войск в Чехословакию Румыния занимала двойственную позицию, а Польша высказалась более определенно – война в этом случае неизбежна. Все попытки СССР хоть как-то обсудить коллективную оборону Чехословакии через Лигу Наций блокировались Англией и Францией. То есть, если бы Советский Союз оказал помощь Чехословакии, то против этих двух стран выступили бы Великобритания, Франция, Германия, Италия и Польша. В ночь с 29 на 30 сентября в Мюнхене представители Великобритании, Германии, Франции и Италии приняли так называемые итальянские предложения (которые не особенно отличались от немецких) и передали Судеты Третьему Рейху. Уже после этого в зал, где было подписано соглашение, пригласили чехословацкую делегацию (она ждала результатов переговоров за дверью), чтобы она ознакомилась с итоговыми документами. Несмотря на протест членов делегации президент ЧСР Бенеш без согласия Национального собрания принял соглашение к исполнению. 30.09 между Великобританией и Германией было подписано соглашение о нейтралитете, а 6.12 1938 года такой же документ с Третьим Рейхом подписала и Франция. Вот, кто первым начал делить чужие территории с агрессором и тем самым только способствовал приближению Второй мировой войны. И Великобритания, и Франция, и Советский Союз (последний из великих держав) подписали с Германией соглашение о ненападении и в равной мере должны нести ответственность за мир в Европе.

Польских представителей (как и советских) на Мюнхенскую конференцию не пригласили вопреки активному желанию самих руководителей Польши – Западные державы, продолжая политику «пакта четырех» от 1933 года, полагали, что только сотрудничество Великобритании, Франции, Германии и Италии сможет обеспечить выгодное им развитие Европы и «мягкую» ревизию версальских принципов. Стоит напомнить, что у основного документа Мюнхенского соглашения имелась дополнительная Декларация, в которой было зафиксировано, что результат сговора является не уступкой агрессору, а есть справедливое решение международного спора, связанного с «несовершенством» чехословацких границ и защитой проживающих там национальных меньшинств. Польскую власть игнорирование ее «величия» дико раздражало. И не столько Мосцицского, сколько министра иностранных дел Юлиуша Бека и Генерального инспектора Войска Польского Рыдз-Смиглого. В ходе подготовки к мюнхенской встречи поляки дважды (21 и 27 сентября) напоминали о себе, выдвигая претензии Чехословакии, а 30 сентября (аккурат после оглашения результатов Мюнхенского соглашения) – решили показать Европе, как проводить «идеальный аншлюс». Именно в этот день растерянному чехословацкому руководству из Варшавы была отправлена нота с требованием в течении 24 часов эвакуировать чехословацкие войска из Тешинской области, демонтировать вооружение укрепленных районов и уволить уроженцев данного региона, говорящих по-польски, из чехословацкой армии. Отдельным пунктом в ноте шло требование «не предпринимать каких-либо дискуссий по содержанию ноты, так как эти требования являются безоговорочными». Берлин тут же подтвердил, что Варшава в своих действиях может рассчитывать «на самую эффективную помощь». Англичане и французы чехословацкие жалобы оставили без внятного ответа, а в СССР заявили, что денонсируют советско-польский договор о ненападении от 1932 г., если армия ЧСР начнет бои, обороняя Тешинскую область. Чехословаки, как обычно, сами воевать не захотели и операция «Залужье» (так она называется в нашей военно-исторической печати) прошла практически бескровно. Но готовились поляки серьезно. Отдельная армейская группа «Шленск»/Samodzielne Grupy Operacyjnej «Slask» (это Силезия по-польски) под командованием выпускника житомирской гимназии и студента Московского медицинского университета бригадного генерала Владислава Бортновского насчитывала в своем составе почти 36 тысяч человек, 837 лошадей, 707 грузовых и 267 легковых машин, 103 танка и 9 бронемашин, около 120 полевых орудий и столько же противотанковых, а также 103 самолета. Всего 3 дивизии (одна из них усиленная сводная, одна горнопехотная), 4 бригады (из них одна моторизованная, одна кавалерийская), полк пограничной охраны, танковый батальон, несколько дивизионов самоходной артиллерии (из них один особой мощности), 6 авиаэскадрилий (из них две бомбардировочных), разведывательно-диверсионные подразделения. «Игра стоила свеч» – Польша заполучила территорию площадью более 800 км2, где проживало 120 тысяч чехов и 80 тысяч поляков (впрочем, соотношение численности чехов и поляков оспаривается до сих пор). После «аншлюса» мощность тяжелой индустрии Речи Посполитой увеличилась в два раза. Вскоре Варшава потребовала уже новых уступок от ЧСР, которые касались территории Словакии, и 30 ноября добились соглашения, в соответствии с которым на севере Словакии (районы Орава и Спиш) площадью 200 км2 были переданы Польше. В это же время, согласно Первому Венскому арбитражу, проведенному по итогам Мюнхенского соглашения (в качестве «судей» 2 ноября 1938 года заседали главы МИД Германии и Италии), значительная часть словацких земель досталась Венгрии. Но Карпатская Русь еще была не захвачена, и Венгрия совместно с Польшей начали проводить против ЧСР диверсионную операцию «Лом» по отторжению русинских земель. Добиться этого удалось только после провозглашения независимости Словакии 14 марта 1939 года. Карпатская Русь досталась Венгрии, а Речь Посполитая получила границы с новым соседом. Именно на территорию Венгрии отступят в сентябре 1939 года многие разбитые польские части и соединения.

Следует отметить, что нынешние польские власти хоть и со «скрипом», но осуждают агрессию предвоенной Речи Посполитой против Чехословацкой Республики. В прессе преобладает противоположное мнение – публицистические статьи буквально «искрят» обидами за притеснения поляков Тешина и наполнены мечтами о возвращении «этой утраченной польской территории» (как известно, уже после окончания Второй мировой Советский Союз принудил Польскую Народную республику согласиться с границей c Чехословакией на 1 октября 1938 года).

В принципе, чтобы понять ход мысли и последующие действия польского руководства, необходимо осознавать, что польская элита считала свою страну великой региональной державой, сравнимой, к примеру, c Италией и способной играть самостоятельную роль в Европе. Однако реальные супердержавы предвоенного периода мыслили совершенно иначе и воспринимали Речь Посполитую как инструмент (пусть и плохо управляемый) своей политики. Именно из-за этого несоответствия желаний и возможностей Вторую Республику и постиг такой печальный конец. После того, как стало окончательно ясно, что чехи без борьбы уступят всем все и вся, Советский Союз после взаимных консультаций решил стабилизировать ситуацию с Польшей. 27 ноября по предложению СССР было подписано коммюнике о нормализации отношений. Тем более, что в отношениях Германии и Польши наметился неожиданный поворот. Как только бывшие чехословацкие территории стали частью Третьего Рейха, Германия 24 октября 1938 года предложила Речи Посполитой решить проблемы Данцига и «польского коридора» на основе сотрудничества в рамках Антикоминтерновского пакта. То есть Польше предлагалось стать одним из сателлитов Германии. Для элит Второй республики это было совершенно неприемлемо именно из-за мировосприятия Речи Посполитой в истории Европы. По поводу германских территориальных претензий Рыдз-Смиглый однажды сказал очень популярные в предвоенной Польше слова: «Не отдадим ни пуговицы!». Слова словами, а после намека Германии, что они решат все территориальные вопросы «по чехословацкой модели», в Варшаве впервые задумались о будущей войне. Ведь все планы (и основной план «Восток») строились на расчетах противостояния с Советским Союзом. Мало того, что в трудный период гражданской войны в России Польша прибрала «к рукам» территории Западной Украины и Белоруссии, так даже в декабре 1938 года Генеральный штаб Войска Польского сделал вывод, согласно которому «расчленение России лежит в основе польской политики на Востоке», и «Польша не должна оставаться пассивной в этот замечательный исторический момент».

В марте 1939 года германская сторона вновь подняла вопрос о статусе Данцига и вот тогда польское руководство действительно стало осознавать возможность войны с Третьим Рейхом. На людях польские руководители храбрились, но еще в январе 1939 года военный атташе США в Польше Уильям Колберн в своем рапорте сообщил в Вашингтон: «Ни один польский офицер не верит, что Польша самостоятельно может дать отпор немецкому численному и техническому превосходству». Тем не менее 4 марта 1939 года маршал Рыдз-Смиглый ставит Генеральному Штабу Войска Польского разработать план «Запад» – план войны с Германией. Общее руководство этой работой осуществлял начальник польского генштаба бригадный генерал Вацлав Стахевич (Waclaw Stachiewicz) – школьный отличник (четверка была для него катастрофой), картограф и соратник Рыдза по «легионам». Представление на его генеральское звание было последним, которое подписал лично Пилсудский перед своей смертью. Это был неплохой штабист, но лично соединениями выше дивизии Стахевич никогда не командовал. 22 марта 1939 года план был готов и представлен на утверждение Генеральному инспектору Войска Польского, но утвержден не был. А почему? Польская сторона точно не знала германских намерений относительно конечных целей в войне с Речью Посполитой и план-прогноз предусматривал несколько совершенно разных вариантов войны с рейхом, в том числе и пограничную битву с оккупацией Германией отторгнутых после Первой мировой германских земель – Данцига, Померании и Силезии. Это был самый гуманный вариант, потому что в случае тотальной войны, просто исходя из цифр и рельефа местности ТВД, разгром Войска Польского был неизбежен. С осознанием этого факта Польша заняла в мировой политике роль объекта, слабо влияющего на происходящие процессы. Спешно начались консультации о совместных военных действиях против Германии с Англией и Францией, какая-либо советская помощь полностью исключалась. По итогам одного из раундов переговоров о коллективной обороне раздраженный премьер-министр Франции Даладье заметил, что не пошлет «защищать Польшу ни одного французского крестьянина». И свое обещание он выполнил. Англичане более определенно, чем французы высказывались о помощи Польше, но втайне опять планировали торговаться с Гитлером. Однако поляки верили в помощь западных союзников с какой-то истовой страстью. Единый комплексный план обороны страны для защиты Второй Республики от Германии так и не был создан, да и не было человека в предвоенной Польше (подобного Пилсудскому), который бы обладал безусловным моральным авторитетом для всех элит – несмотря на внешнее единение: как в Польше всегда и было, несколько группировок боролось за власть. Крупнейшие из них «замковая группа» (сторонники Мосцицского) и «люди маршала» (сторонники Рыдз-Смиглого). По последним оценкам польских историков план «Запад», который составил Стахевич, в чем-то копировал боевые действия на территории Польши в ходе войны с Советской Россией в 1920 году – заманить немцев вглубь Польши, а затем нанести удары с флангов. Но это при условии, если союзники перейдут в наступление на Западном фронте. А если придется обороняться в «одиночку»? Вот поэтому Рыдз-Смиглый его и не подписал. Де-юре у Польши плана войны с Германией так и не появилось.

В подготовке к войне реализовывалась очень своеобразная «стратегия децентрализации». Прежде всего наращивалось количество оперативных отдельных войсковых групп армейского уровня «на все случаи жизни» (был даже сформирован специальный Оккупационный корпус для захвата Данцига): в марте их было 6, в июле – 7, а к концу года – предполагалось увеличить их количество до 12. Все они подчинялись напрямую маршалу Рыдз-Смиглому, чтобы он «в ручном режиме» без всяких сложных стратегических планов вел войну с германским генералитетом. Однако на случай катастрофы были разработаны локальные планы «последней надежды»: это уже упоминаемая стратегия «румынского плацдарма», план «Pekin/Пекин» по эвакуации лучших сил надводного флота, план «Worek/Мешок» по оборонительным действиям береговых сил и подводного флота (в первую очередь обороны ВМБ Хель в соответствии с немецким планом периода Первой мировой войны) с размещением штаба флота на подводной лодке. Практические все эти «романтические» наработки польского Генштаба не выдержали испытанием суровой действительности – солдаты и матросы дрались героически, но все разработанные планы (за исключением «Пекина») провалились.

23 марта 1939 года Рыдз-Смиглый приказал провести на территории Польши частичную мобилизацию. Военное положение не вводили, так как опасались, что подобные мероприятия нанесут большой урон польской экономике. В действительности имелись и другие причины – сам Верховный Главнокомандующий в интервью польскому журналисту Мельхиору Ваньковичу, уже находясь в Румынии под «домашним арестом», сказал: «Мы начали частичную мобилизацию весной 1939 года. Нация ненавидела ее, более тысячи силезцев дезертировали в Германию. Мы не имели возможности длительно находиться на военном положении, мы не могли себе этого позволить». Впоследствии лишь 23 августа армия была мобилизована в корпусных районах, граничащих с Германией. Каких-либо долговременных инженерных укреплений из-за отсутствия в бюджете средств так и не было построено.

Параллельно шли переговоры с потенциальными союзниками и их заверения убаюкивали руководства Польши. Это теперь польские историки считают, что британцы и французы реальный военный союз по противодействию Германии рассматривали только с Советским Союзом, а Польша должна была служить театром военных действий, где супердержавы выясняли между собой отношения. Но польское руководство никак не могло смириться с такой ситуацией и предпочитало союзу с СССР гибель в одиночестве. В июле 1939 года в газетах появилось развернутое интервью, которое маршал Рыдз-Смиглый дал журналистке из США Мери Хигон Ворс. В нем он в частности заявил; «Мы исчерпали все методы урегулирования «гданьской проблемы» мирным путем, но, если Германия начнет реализовывать очередной «Аншлюс», Польша будет сражаться, даже если она будет сражаться в одиночку и без союзников. Вся нация едина. Она готова бороться за независимость Польши, за последнего мужчину, за последнюю женщину, потому что, когда мы говорим, что будем бороться за Гданьск, мы имеем в виду, что будем бороться за нашу свободу».

6 августа Генеральный инспектор Войска Польского выступил на конгрессе легионеров в Кракове (отмечалась 25-я годовщина создания польских легионов в австро-венгерской армии) с резкой антигерманской речью. Он еще раз подчеркнул, что Польша не собирается выполнять требования Гитлера. И его заявление было услышано в Европе и США. Польское руководство продолжало свою самоубийственную политику, хотя мартовский план-анализ «Запад», подготовленный начальником оперативного управления польского генштаба полковником Юзефом Якличем (Jozef Jaklicz – он был непосредственным исполнителем документа) не оставлял Войску Польскому в столкновении с вермахтом ни шанса на победу. А западные державы гарантировали независимость Польши, но не гарантировали ее территориальную целостность (что потом и подтвердилось размещением на их территории польских правительств в эмиграции). В процессе августовских переговоров Великобритании, Франции и СССР мобилизационные действия польских властей тоже было нельзя назвать последовательными. Например, Оккупационный корпус (13, 27-е пехотные дивизии, 1-й батальон танков 7TP, 2-й дивизион 1-го тяжелого артполка, 81-й саперный батальон, 7-я рота зенитных пулеметов, 121-я понтонная колонна) был отмобилизован к 16 августа и готовился к занятию Данцига, но уже 30 августа «в связи с изменением задач» корпус был расформирован, а соединения и части отправились к местам новой дислокации. Касательно советско-германского «договора о ненападении», то польские политические круги и общественность его презрительно игнорировали. Вообще польская разведка 22 августа прислала в Варшаву донесение о том, что советская и германская стороны делят Польшу по «старой» границе Российской и Германской империй, но информации по деталям подписанного документа она не обладала. А англо-французские союзники знали все, но как я упоминал выше – ничего польской стороне не сообщили. Чуда, которого скорее всего ожидало руководство Речи Посполитой, так и не случилось – 1 сентября 1939 года Германия напала на Польшу.

С точки зрения руководства Советского Союза к началу войны с Германией польская правящая элита полностью потеряла адекватное восприятие действительности. Можно сказать, что руководящие круги Речи Посполитой действовали с особым цинизмом – Франция и Великобритания к началу сентября 1939 года были связаны с Польшей союзными обязательствами: Договором от 19 мая 1939 года с дополнительным протоколом о военном сотрудничестве и Договором о взаимной помощи от 25 августа 1939 года. И Мосцицский, и Рыдз-Смиглый в этой ситуации полагали, что как руководителей государства их «трудоустроят» на любой союзной территории, что их жизнь и есть залог преемственности польского государства. С моей точки зрения это и был один из факторов «легкого» отношения к надвигающейся катастрофе. Де-факто к началу сентября рассматривалось два варианта ведения военных действий – назовем их условно «оптимистичный» и «пессимистичный». Первый из них – итоговый отход максимально возможной группировки Войска Польского на «румынский плацдарм» и перевод войны в позиционную стадию с переходом «на полный кошт» англо-французских союзников. Второй – это пересечение румынской и венгерской границы опять же максимально возможным количеством сил, чтобы продолжить сопротивление на территории союзников. И чем больше такая армия, тем больше значимость правительства Польши в эмиграции. Поэтому сохранение их драгоценных жизней виделась польскому руководству архиважной первостепенной задачей. На самом деле «лавка запасных» посредственных управленцев такая длинная, а уж «польская лавка» – традиционно длиннее всех остальных.

Народу меж тем рисовали благостную картину. 31.08 1939 года глава польского МИДа Юзеф Бек в одном из интервью польской печати исходил из того, что Войско Польское «в случае чего его (Гитлера) проучит», а в статье «Illustrowany Kurier Codzienny» в этот же день утверждалось, что «немецкий солдат с поляками драться не желает и удирает за границу». То же самое повторял уже 3 сентября газете «Kurier Warszawski» в редакционной статье «Немцы бегут в Литву». Собственный корреспондент сообщал из Каунаса, что «множество немцев перешло литовскую границу», что это «беглецы главным образом из Восточной Пруссии, которые не хотят подчиняться военному режиму и нацистским властям». Более того, «беглецы утверждают, что в Восточной Пруссии господствуют антивоенные настроения, направленные против нынешнего режима». Везде были вывешены плакаты с изображением маршала Рыдз-Смиглого с лозунгом: «Мы сильны, сплочены и готовы!». А в реальности, как описывает историк Винцент Ивановский, 3 сентября 1939 года, отправляя на переговоры в Париж и Лондон генералов С.Бурхард-Букарского и М. Норвид-Нойгебауэра, главнокомандующий Рыдз-Смиглый констатировал, что «фронт везде прорван, остается только отступление к Висле, если оно еще будет возможно». Поскольку выход к морю Польше к 3 сентября тоже перекрыли, флот как целостная единица практически прекратил существование – это были корабли, каждый со своей судьбой (но ВМБ Хель еще держалась).Также удивительно вели себя командующие войсковыми объединениями – герои войн за возрождение Польши: командующий армейской группой «Пруссия» дивизионный генерал Домб-Бернацкий просто покинул поле боя; командующий армейской группой «Лодзь» дивизионный генерал Руммель вместе с частью своего штаба и некоторыми командирами дивизий оставили вверенные им войска и направились в столицу (там начальник генерального штаба поручил ему формировать армейскую группу «Варшава»). Уже 6 сентября немецкие войска стали угрожать столице Польши.

Еще несколько лет назад, когда в Польше не было такого накала антироссийской истерии, историки Речи Посполитой прямо говорили, что 6 сентября в Варшаве уже не было ни президента, ни правительства, ни парламента. Историк Вацлав Липиньский уточнял, что никто из подчиненных (гражданских и военных чиновников), точно не знал, где находятся их руководители. А Дариуш Балишевский в своей статье «Странная польско-российская война», опубликованной в журнале «Wprost», беспристрастно отмечал, что «нравится это полякам или нет, но в те дни польское государство и польское правительство уже не существовали». C 6 сентября в Речи Посполитой «никто ничем не управлял и не командовал. Верховный главнокомандующий не владел ситуацией…Государство покидало Польшу». Так что оценки состояния польской государственности советским руководством соответствовали истине.

С 6 на 7 сентября штаб Верховного командования Войска Польского переместился в Брест (на Буге). Моряков из штаба ВМС Польши отправили из Варшавы на поезде в Пинск, до которого они добрались лишь 12 сентября (большинство из них впоследствии попало в советский плен). Рыдз-Смиглый очень боялся бомбардировок германской авиации (как и многие другие польские генералы), поэтому запретил разворачивать антенны радиостанции дальней связи. Вместе с верным Стахевичем они руководили войсками по телефону и с помощью авиакурьеров. Паники не было, но было большое желание сохранить себя для будущих сражений. Вообще Рыдз-Смиглый – это «самое слабое звено» польской пропаганды, официально о нем стараются вообще минимально упоминать, хотя в публицистических статьях, предназначенных для внутрипольских дискуссий, эпитетов не жалеют. Один из писателей сравнил Рыдза со «…снеговиком, который мы сами себе вылепили и потребовали, чтобы он повел нас вперед, но снеговика можно было возить лишь на тачке».

В дни всеобщего бегства из Варшавы в направлении Люблина в обстановки секретности выдвинулся особый «конвой» из нескольких легковых и грузовых машин под охраной десятка «жолнеров». На них из столицы вывозили имущество Верховного главнокомандующего. В течении нескольких дней до этого солдаты грузили картины и другие предметы искусства (в том числе коронационную саблю польских королей), мебель, ковры и личные вещи. Руководила этой операцией жена маршала Марта Рыдз (Томас) – в девичестве российская подданная и дочь аптекаря из Житомира. Вместе с нажитым «непосильным трудом добром» под охраной военных следовали к границе ее родители, сестра и личная прислуга. Как я уже отмечал выше, им удалось успешно эвакуироваться и разместиться в Монте-Карло.

10 сентября 1939 года все еще сопротивлявшиеся и управляемые группировки Войска Польского были объединены в три фронта (Северный, Южный и Центральный) и армейскую группу генерала Тадеуша Кутшебы, действующую в районе Варшавы. Все действия фронтовых и армейских объединений, а также сражающихся гарнизонов Варшавы и Модлина были подчинены одной цели – обеспечить отход максимального количества сил на «румынский плацдарм». Немцы это быстро осознали и стали проводить «контроперации»: первое – уничтожить польскую ставку командования в Бресте и второе – взять (или хотя бы блокировать) Львов, что делало невозможным планомерный отход польских войск, в особенности Южного фронта, на «румынский плацдарм». И справились они с этими задачами весьма успешно еще до ввода Красной армии на территорию Польши. Дополнительно абвер готовил восстание украинских националистов в Галиции и только ввод советских войск отсрочил начало кровавой резни. Единственное, что германской стороне не удалось сделать, так это поймать польского главковерха «Жмиглого» и его соратника Стахевича – 16 сентября (когда истекал кровью Брест) их штаб уже располагался вблизи Коломыи. Когда утром 17 сентября начштаба разбудил маршала и сообщил ему о том, что Красная армия перешла границы Польши, концепция «румынского плацдарма» потеряла для польского руководства всякий смысл. Спасением себя как власти Второй Республики оно видело только бегство… На совещании руководства Польши, о котором я говорил выше, было решено эвакуировать президента, премьера их окружение и по возможности кабинет министров. Сам Рыдз-Смиглый заверил Мосцицского, что будет пробиваться в осажденный Львов и руководить сопротивлением Войска Польского пока это возможно. В директиве для действующей армии, появившейся 17 сентября, главнокомандующий требовал вывода всех уцелевших войск «в Румынию и Венгрию по кратчайшим маршрутам», боевые действия с Красной армией исключались во всех случаях, за исключением попытки разоружения. Польскому руководству для продолжения политического существования нужна была в эмиграции максимально крупная военная сила, поэтому оно и не объявило войну СССР, что теперь здорово ослабляет позиции нынешней Речи Посполитой в «исторической войне». Касательно еще сопротивляющихся в немецких «котлах» польских войск, им было приказано сражаться до последнего патрона, доказывая волю к победе и решимость в борьбе польского руководства. Они и сражались, истекая кровью, но маршал опять всех поразил. Какого же было удивление президента Мосцицского, когда 18 сентября он увидел живого и здорового Рыдз-Смиглого на территории Румынии! Главковерх сказал президенту, что передумал. Война продолжалась, а руководство Речи Посполитой, которое не пропустили во Францию, даже под домашним арестом имитировало управление страной.

После пересечения румынской границы президент, правительство и верховный главнокомандующий (произошло это около полудня 18 сентября) не были пропущены во Францию, по согласованию с французскими властями их интернировали в Румынии – Мосцицского увезли в небольшой городок Биказ (где он жил в избушке лесника), членов правительства – в Слэнице, а маршала 19 сентября – отправили в Крайову. Сидя под охраной румынской тайной полиции он издал свой последний приказ войскам, в котором указал, что основной причиной поражения Польши с Германией стал ввод советских войск (в реальности участие Советского Союза в судьбе Польши определило его личное поражение). Также он сообщил, что покинул страну, чтобы продолжать борьбу с помощью Франции и Великобритании. То есть человек так ничего и не осознал, не в силах был признаться себе, что провалил жизненный экзамен и все равно надеялся на какие-то перспективы политической и военной карьеры. В тот период, когда президент, правительство и военное руководство обменивались письмами (их живое общение было ограничено) Войско Польское еще оказывало сопротивление германским войскам. А вот отношение к Красной армии было разнонаправленным, так, к примеру, командующий армейской группой «Варшава» дивизионный генерал Руммель, сидя в осаде в столице и ее пригородах, отдал указание относиться к войскам РККА как к союзникам, надеясь с помощью советских штыков удержать Варшаву и организовать новое правительство, которое в союзе с СССР и западными державами освободит Польшу. Но Сталин после такой истории межгосударственных отношений со Второй Республикой даже и не помышлял о реинкарнации этого государства. Советский Союз практически бескровно улучшил свое геополитическое положение и брал под защиту родственные восточно-славянские народы. А еврейское население (ведь сколько людей бежало из германской в советскую зону бывшей Речи Посполитой) ввод советских войск просто спас от истребления.В тоже время на территории с преобладающим польским населением (за исключение Виленского края) Советский Союз не покушался. Между тем 27 сентября пала Варшава, 29 сентября – Модлин, 2 октября капитулировали защитники ВМБ Хель, а 6 октября севернее Люблина, в районе Коцка в плен сдалась последняя группировка польских войск (около 17 тысяч, из них значительная часть была моряками Пинской речной флотилии Речи Посполитой) – так называемая корпусная оперативная группа «Полесье» под командованием бригадного генерала Францишека Клееберга (Franciszek Kleeberg). Пересечь границу нейтральных государств удалось около 80 тысячам польских военных: Прибалтика – около 12 тыс., Румыния – 32 тыс., и Венгрия – 35 тыс. Впоследствии они составят костяк вооруженных сил эмигрантского правительства Польской Республики, но уже без Мосцицского и Рыдз-Смиглого. Как вожди народно-освободительного движения за возрождения страны они себя полностью скомпрометировали и в такой роли были абсолютно не нужны Франции и Великобритании. 30 сентября 1939 года президент Мосцицский передает свои полномочия Владиславу Рачкевичу (Wladislaw Raczkiewicz) – компромиссной фигуре, который в свою очередь опять же под нажимом союзников 7 ноября 1939 года назначил злейшего врага бывших «легионеров-пилсудчиков» генерала Владислава Сикорского генеральным инспектором, верховным главнокомандующим и председателем эмигрантского правительства. Сам же Рыдз-Смиглый подал в отставку 27 октября и ни для кого больше интереса не представлял. Впоследствии у него, как и у его жены были достаточно трагические судьбы…

Советский Союз и Германия провели демаркацию границы 28 сентября, а уже 6 ноября 1939 года в своей речи в Рейхстаге Адольф Гитлер публично предложил мир Франции и Великобритании, при условии, что эти страны признают территориальный раздел Польши и прекращение существования Второй Республики. Подобное предложение было отклонено в речи Невилла Чемберлена в Палате Общин 12 октября 1939 года. А вот Советский Союз в состоянии войны ни с Великобританией, ни с Францией не находился, и общественное мнение Запада по отношению к действиям СССР в германо-польской войне было разнонаправленным. Так бывший британский премьер Дэвид Ллойд Джордж, который в 1920 году назвал Речь Посполитую самым воинственным империалистом в Европе, после присоединения Западной Белоруссии и Украины к СССР пояснял полякам – «у вас забрали то, что вам и не должно принадлежать». А будущий премьер-министр Великобритании Уинстон Черчилль (стал премьером 10 мая 1940 года) по вопросу переноса границы Советского Союза на Запад отмечал, что «для защиты России от нацистской угрозы явно необходимо было, чтобы русские армии стояли на этой линии». И если политика Сталина «была холодно-расчетливой, то она была также и в тот момент в высшей степени реалистичной». Как видно из выше изложенных фактов можно жалеть польский народ, но жалеть руководство Второй Республики абсолютно бессмысленно. Успешная политика – это сочетание реальной силы и дипломатических компромиссов. Ни тем, ни другим польская правящая элита конца 30-х в полной мере не обладала.

Вместо эпилога. Обе вышеперечисленные позиции (и польская, и российская) прекрасно ложатся в русло пропагандистской компании о виновниках начала Второй мировой войны, обострившейся с геополитическими изменениями последних лет в мире. Главная задача противоборствующих сторон (в данном случае Польшу «вслепую» использует одна из двух ведущих стран ЕС – Германия, которой без каких-либо материальных уступок требуется нивелировать свой отрицательный исторический имидж) сформировать в общественных кругах оппонента «комплекс вины» для дальнейших манипуляций его внутренней и внешней политикой. Российская Федерация довольно долго находилась в «обороне», не открывая огонь по противнику «из главных калибров». Но сейчас, используя своего ситуативного союзника – Израиль и влиятельную еврейскую общину США (дети, внуки и правнуки евреев, погибшие во время холокоста на польской земле, ничего не забыли и хотят моральной и материальной компенсации – хоть бы польские власти и приняли тысячу запретительных законов) перешла в активное наступление, что сразу отозвалось на международной деятельности польского руководства. Безоговорочная победа в пропагандистской войне в данный момент невозможна, но участие в ней первых лиц государства с одновременной публикацией доказательных архивных материалов и проведением публичных мероприятий (таких как международные конференции, тематические передачи и фильмы, парады, салюты и пр.) значительно затруднит оппонентам формирование антироссийского общественного мнения.

В глобальном плане оба государства решают свои долгосрочные задачи. Речь Посполитая и сейчас стремится отказаться от какой-либо вассальной зависимости и играть одну из важнейших ролей в Европе. При этом ей необходимо расширяться в границах, что в рамках ЕС затруднительно. Россия – как ранее, так и сейчас никогда не желала геноцида близкородственного польского народа, но наша страна всегда была геополитически против какой-либо активности нашего западного соседа по банальной причине – польская территория всегда (если там нет наших войск) становится плацдармом для различных антироссийских сил. После окончания Второй мировой войны Советский Союз сформировал Польскую Народную Республику как государство без геополитических проблем (Речь Посполитая стала моноконфессиональной, моноэтнической страной), добавив бывшие германские территории без населения и изъяв все восточные территории с населением (освободив поляков от непрерывных войн с покоренными народами). Оставшихся после войны евреев они после войны выдавили в Израиль сами (еврейская община Польши ныне насчитывает от 8 до 12 тысяч евреев). Также Советский Союз сделал Польшу североевропейским государством, начисто похоронив идеи Междуморья, к чему так в свое время стремился Пилсудский. Подобная структура государства крайне выгодна для экономического развития, так как позволяет сосредоточиться преимущественно на социальных проблемах. Живи и радуйся. Но нет – польская элита опять взялась за старое. Рвется играть в геополитические игры, хотя, если смотреть на историю – у поляков это неважно получается. Ну а наша задача по отношению к проблемному северо-западному соседу тоже не изменилась.

Илья Мощанский